Беслан: седьмое, восьмое и девятое заседания

Кстати, открыт сайт с транскриптами заседаний.
Седьмое заседание
Восьмое заседание
Девятое заседание

«- Есть. Дудиева. Расскажи нам, а оружие было в школе или они все привезли с собой? Расскажи, что ты видел, что ты заметил, о чем вы говорили в коридоре. Расскажи вот это. Вот это все важнее. Я не знаю, как обвинение задает свои вопросы. Как стреляли, из чего стреляли, как ранили. Вы прокуратура, если бы вы хотели, вы бы задали такие вопросы, которые бы пролили свет на его рассказ. А вы его путаете, сами не знаете, что вы хотите
(…)
— Они говорили, что что-то они копали там.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Скажите, что копали? Где копали?
— Заложники мужчины, которые рядом с нами сидели, они говорили, якобы копали, ломали полы в библиотеке. Мы поломали немножко и потом нас убрали, и других привели. И тех, других, расстреляли.
— Кто это говорил? Можете вспомнить?
— Они все практически мертвые. Я могу отказаться от ответа?
— Можете, почему нет.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Он же предупреждается за дачу ложных, и за отказ.
— Вы не хотите отвечать?
Голоса из зала:
— Он отказывается отвечать, значит он должен понести ответственность. У меня такой к нему вопрос. Почему ты вначале громогласно заявлял, что там было оружие, а потом, когда тебя опросил следователь, ты поменял показания?! Ты же говорил, к тебе приходили домой трое и запугивали. Кто это был? Кто тебя запугивал? Может быть до сих пор тебя запугивают? Я понимаю, ты один раз выжил, и тебе хочется и дальше остаться живым. Но ты нас тоже пойми. Почему ты, давая показания сейчас, упустил момент, когда вас заставляли вскрывать полы? Если бы мы тебе этот вопрос не задали, ты бы этот вопрос вообще опустил. Ты скажи нам спокойно, что тебя заставили, и мы все поймем.
(…)
Потерпевший:
— Я не хочу отвечать. Это мое дело.
(…)
— Я задала вопрос. Кто эти люди, которые приходили и угрожали? Ты сказал, что к тебе пришли с оружием и угрожали тебе.
Потерпевший:
— Такого не было«.

Вот как доходит дело до оружия и вскрытых полов — кто-то начинает ссылаться на мертвых свидетелей, которые его вытаскивали, а кто-то, вот как Дзарасов, вообще соскакивают. Обычное дело в ситуациях, когда во дворе при «общественном расследовании» человек говорит одно, а в суде — другое. И с «угрожавшими» — такая же ситуация.
Кстати, в начале девятого заседания потерпевший Коков говорит, что его припрягали стену ломать в школе, при этом видел взломанный пол возле входа в школу. Непонятно, зачем террористы полы со стенами ломали (сам потерпевший предполагает, что в том месте, где ломал стену он, удобная огневая позиция), но мне лично трудно предположить, чтобы сообщники, спрятав заранее оружие, не сказали им, где. А Кулаев, естественно, ничего не скажет: он ничего не знал, привезли его туда силой, а автомат дали подержать.

Там же, по поводу «лишних» боевиков, которые якобы ушли после теракта:

«Но уже недавно мой маленький мальчик мне сказал: «Мама, неужели ты не помнишь мужчину, который стоял весь в белом. Он стоял вместе с боевиком и показывал на заложников.» Я сама этого не видела. В прокуратуре мне показали фотографии всех тех, видимо, кого могли показать. Они были настолько изуродованы, что некоторые лица мне казались похожими друг на друга. Неужели они настолько изуродованы.
— А вот этого Али Вы там не опознали?
— Нет, я его там не увидела».

Про директора школы:

«- Туаева. Я лежала в больнице и от врачей услышала, что некоторые дети слышали, что когда начали стрелять, она кричала: «Ребята, что вы делаете? Вы же обещали!«.

А потом во всей этой тупой истерике «либеральная пресса» будет искать глобальный заговор. Вот, кстати, пример: выноска в статье «Свидетели утверждают, что взрыв прогремел по вине снайпера» — и тут же оказывается, что это говорит сам Кулаев. Ему и так доверять нельзя (это — в его интересах, утверждать, что штурм начался из-за того, что был спровоцирован, и что в противном случае они бы всех отпустили).