Ебаный стыд и его роль в формировании судебной практики

Прочитал недавно одно определение Конституционного суда и в очередной раз задумался о днище, по которому шкрябает отечественное судопроизводство.
Собственно, там и само дело — сплошной перл, как это часто бывает, когда наши правоохранители занимаются информацией, персональными данными, всякими «тайнами» и прочими отвлеченными материями, с которыми что-то надо делать, а что — непонятно. На этот раз предметом разбора стало полноценное уголовное дело. Когда оно еще только рассмаривалось, я уже на него обратил внимание, поскольку наиболее точно оно описывалось термином «ебаный стыд». Ну, тем, кто следит за температурой по этой больнице, фамилия «Супрун» знакома, наверное.

Чтобы проникнуться, почитайте материалы дела, они опубликованы. Если вкратце: историк Супрун собирает материалы для «Книги памяти». Материалы — архивные дела репрессированных российских немцев. В один прекрасный день на него наезжает ФСБ и начинает шить дело по статье 137 за «нарушение неприкосновенности частной жизни». При том что речь, вообще-то, идет о документах, составленных органами власти, а «частная жизнь» — это нечто личное и вутрисемейное. Кстати, и сам КС в одном из определений давал примерно такое ее толкование:

«Право на неприкосновенность частной жизни (статья 23, часть 1, Конституции Российской Федерации) означает предоставленную человеку и гарантированную государством возможность контролировать информацию о самом себе, препятствовать разглашению сведений личного, интимного характера. В понятие «частная жизнь» включается та область жизнедеятельности человека, которая относится к отдельному лицу, касается только его и не подлежит контролю со стороны общества и государства, если она носит непротивоправный характер.»

То есть, информация о репрессиях, осуществленных государством ну никак к «частной жизни» не относится. Но ни следствие, ни суд как-то с доказыванием не заморачивались. Если вы почитаете обвинительное по делу, то увидите, что в нем полно свидетельских показаний вида «я потомок репрессированных немцев, меня из-за этого в детстве дразнили, я считаю, что это тайна моей частной жизни, запретите им немедленно».
То есть, и следствие и суд считали «частной жизнью» то, что назвал такой «тайной» потерпевший, независимо от того, были ли эти сведения доступны кому-то еще на законных основаниях. Например, о том, что человек служил в Вермахте, был осужден и т.п.
Как вы понимаете, это перспективный и многообещающий подход. Можно, например, объявить «частной жизнью» сведения о судимости. И судиться с теми, кто нарушит «неприкосновенность». Это, кстати, я не прикалываюсь: я и на постановление КС по делу Супруна вышел, начав с треда в фейсбуке, автор которого на полном серьезе считает «личной жизнью» именно судимость.
Но возвращаясь к определению: в нем фактически, Конституционный суд (сюрприз!) придерживается того же самого мнения:

«Право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну означает предоставленную человеку и гарантированную государством возможность контролировать информацию о самом себе, препятствовать разглашению сведений личного, интимного характера; в понятие «частная жизнь» включается та область жизнедеятельности человека, которая относится к отдельному лицу, касается только его и не подлежит контролю со стороны общества и государства, если носит непротивоправный характер (определения Конституционного Суда Российской Федерации от 9 июня 2005 года № 248-О, от 26 января 2010 года № 158-О-О и от 27 мая 2010 года № 644-О-О). Соответственно, лишь само лицо вправе определить, какие именно сведения, имеющие отношение к его частной жизни, должны оставаться в тайне, а потому и сбор, хранение, использование и распространение такой информации, не доверенной никому, не допускается без согласия данного лица, как того требует Конституция Российской Федерации.»

Вот мне как-то кажется, что последняя фраза про «лицо вправе определять» вовсе не следует из первой, а просто от балды приписана.
Но и это еще не все. Самый гуманный наш в мире лезет зачем-то разбирать дело по существу и вписывает в решение еще одну подтасовку, за которую в приличном обществе можно и канделябром отхватить:

«Согласно Федеральному закону от 22 октября 2004 года № 125-ФЗ «Об архивном деле в Российской Федерации» пользователь архивными документами имеет право использовать, передавать, распространять информацию, содержащуюся в предоставленных ему архивных документах, а также копии архивных документов для любых законных целей и любым законным способом (часть 1 статьи 26); доступ же к архивным документам, содержащим сведения о личной и семейной тайне гражданина, его частной жизни, а также сведения, создающие угрозу для его безопасности, ограничен на срок 75 лет со дня создания данных документов, причем это ограничение может быть отменено ранее указанного срока лишь с письменного разрешения такого гражданина, а после его смерти — с письменного разрешения его наследников (часть 3 статьи 25).
Соответственно, пункт 6 Положения о порядке доступа к материалам, хранящимся в государственных архивах и архивах государственных органов Российской Федерации, прекращенных уголовных и административных дел в отношении лиц, подвергшихся политическим репрессиям, а также фильтрационно-проверочных дел (утверждено приказом Министерства культуры и массовых коммуникаций Российской Федерации, Министерства внутренних дел Российской Федерации и Федеральной службы безопасности Российской Федерации от 25 июля 2006 года № 375/584/352) устанавливает, что лица, не являющиеся реабилитированными и лицами, в отношении которых велось производство по фильтрационно-проверочным делам, их родственниками, наследниками, лицами, представляющими их интересы, а также представителями органов государственной власти, могут быть допущены к материалам дел до истечения 75 лет с момента создания документов лишь с письменного согласия субъектов таких дел либо их наследников.
Таким образом, оспариваемая заявителем статья 137 УК Российской Федерации, применяемая в системной связи с положениями иных нормативных правовых актов, не содержит неопределенности, в результате которой лицо было бы лишено возможности осознавать противоправность своего деяния и предвидеть наступление ответственности за его совершение, и не может рассматриваться как нарушающая права заявителя в его конкретном деле.»

Между тем, в самом п. 6 «Положения о порядке доступа…» ничего о частной жизни не говорится вовсе. Единственное ее упоминание — в восьмом пункте:

«8. Сотрудники архивов, осуществляющие хранение прекращенных уголовных и административных дел, фильтрационно-проверочных дел, обязаны:
а) исключить ознакомление пользователя с документами, содержащими сведения, доступ к которым ограничен законодательством Российской Федерации.
Реабилитированным лицам и лицам, в отношении которых велось производство по фильтрационно-проверочным делам, могут быть представлены без права копирования документы дел, содержащие информацию об их сотрудничестве на конфиденциальной основе с органами, осуществляющими (осуществлявшими) разведывательную, контрразведывательную и оперативно-разыскную деятельность;
б) обеспечить в порядке, определенном в пункте 6 настоящего Положения, ознакомление пользователя с документами дел, содержащими сведения о личной и семейной тайне, фактах, событиях, обстоятельствах частной жизни реабилитированных лиц и лиц, в отношении которых велось производство по фильтрационно-проверочным делам, позволяющими идентифицировать их как личность (далее — персональные данные), за исключением сведений, подлежащих распространению в средствах массовой информации в установленных действующим законодательством Российской Федерации случаях.»

Фактически, суд в своем решении почему-то презюмирует, что все материалы фильтрационных дел целиком относятся к «тайне» только потому, что у них срок ознакомления — 75 лет со дня создания. Тогда как и в законе, и в положении говорится, что такие документы могут тайну содержать, а положение предусматривает и порядок ознакомления с ними, при котором читатель не увидит тех сведений, которые охраняются законом и для него не предназначены.
В общем, мне кажется, Валерий Дмитриевич не зря заслужил прозвище «Позорькина»…