Награждение непричастных
Недавно из «Живого журнала» я узнал, что 23 сентября организацией «Служение лютеранского часа» вкупе с представителями РПЦ был награжден сержант линейного отделения милиции №7 Московского метрополитена Алексей Сергеев. Награжден, как сказано в сообщении на сайте самой «СЛЧ» (http://www.luther.ru/lutheran_news/upload/240904-1.htm), за «высокопрофессиональные действия», предотвратившие взрыв внутри помещения станции метрополитена «Рижская».
Как мы помним, взрыв террористки-смертницы, которая, скорее всего, направлялась внутрь станции метро, чтобы произвести самоподрыв там, произошел снаружи. Позже стало известно, что один из погибших, весьма вероятно, был сопровождающим террористки, а это может свидетельствовать о том, что взрыв произошел случайно. Но это – позже. Официальная версия, возникшая сразу после событий: террористка собиралась подорваться внутри станции, а внутрь не пошла потому, что этого ей не позволил сделать Сергеев.
«Он как раз в универсам «Крестовский» заходил. Булочку купить к ужину, … и шел обратно. Метров десять до входа на станцию осталось, тут он ее и увидел. Тетушка такая скромная, в темно-коричневом то ли платье, то ли блузке с юбкой. Брюнетка. Без сумки. С сержантом глазами встретилась. Егоров на входе на пару секунд притормозил. Присмотрелся — и тетка в метро не пошла…» (http://www.kp.ru/daily/23351/31688/)
Это – слова начальника Сергеева, подполковника Петра Холода, из статьи в «Комсомольской правде». Статья, написанная «по горячим следам», датирована вторым сентября, а взрыв был тридцать первого августа. А уже двадцать третьего сентября действия Сергеева, за которые он получил награду, превратились в «высокопрофессиональные». Однако профессионализм в них лично мне заметить довольно сложно.
…Как известно, сотрудникам милиции в ходе осуществления своей деятельности разрешено проверять документы. Предполагается, что проверяться должны только те граждане, которые вызвали подозрение у сотрудника милиции. Но, пронаблюдав пару раз за такими проверками, лично для себя я сделал вывод о том, что причиной ее чаще всего служит подозрительные форма носа и цвет волос. Сам я именно поэтому, из-за ярко выраженной славянской внешности, не проверен был ни разу.
…Действительно, «проверка регистраций» – это настоящий бич для всех приезжающих в Москву. В Кодексе об административных правонарушениях есть статья 19.15, предусматривающая ответственность за проживание без регистрации, которая и является одним из основных оправданий для таких вот, «повальных» проверок документов. Однако, в соответствии со статьей 23.3 того же КоАП, рассматривать дела о проживании без регистрации могут либо начальники территориальных отделов милиции, либо участковые уполномоченные. Сотрудники ППС вообще не могут этим заниматься. Однако, отловив очередного «кавказца» они как раз в кутузку его и волокут. Три часа «для установления личности», и не важно, что паспорт в кармане.
И вы, кстати, напрасно думаете, будто маразм с пропиской – только лишь московская особенность. По всей стране привлечение людей к административной ответственности включается в антитеррористическую статистику в качестве профилактической меры.
Но обо всем этом говорилось уже неоднократно, а я повторяю только лишь для того, чтобы ненавязчиво подвести вас к выводу: основания опасаться «проверок документов» есть даже у тех кавказцев, самое взрывоопасное имущество которых – перцовый баллончик.
Вот и Сергеев об этом был, вероятно, хорошо осведомлен. Что же он делает, встретившись взглядом с террористкой, увидев, что «посмотрела она как-то нехорошо» (это собственные слова Сергеева из цитировавшегося выше интервью «Комсомолке»), а потом – еще и стала уходить прочь от метро? А ничего. Идет, куда шел. С булочкой.
Справедливости ради скажу, что никакой возможности предотвратить взрыв у Сергеева, разумеется, не было. Он, собственно, и жив остался потому, что зашел внутрь станции.
Я пишу это вовсе не для того, чтобы кого-то обидеть. Я вообще, рад за Сергеева, которому посчастливилось остаться в живых, и который сразу же после взрыва организовал эвакуацию людей со станции: сказался профессионализм, не растерялся человек в экстремальной ситуации.
Меня раздражает, собственно, само создание мифа на ровном месте, глупая пропаганда геройства там, где его нет. Впрочем, что с лютеран взять – они вполне могли награду выдать за правильно исполненную роль орудия Божьего: все ведь в Его руках… Так что оставим агнцев Господних в покое: сил это комментировать уже просто нет никаких. Обратимся лучше к козлам.
Наказание невиновных
Нет, не к тем «козлам», которые в обиходно-бытовом смысле. Все герои моего повествования, о которых пойдет речь дальше, в настоящий момент сидят на нарах, так что за того «козла», который «по фене», я, чего доброго, могу и ответить. Козлов я имел в виду самых натуральных, с рогами.
У древних иудеев в библейские времена существовал такой странный обычай. Специально уполномоченное должностное лицо (так называемый «жрец») собирал с окрестных иудеев всю их ответственность (так называемые «грехи») и возлагал на голову козла. За неимением тюрем и изоляторов временного содержания козла просто прогоняли в пустыню без права переписки. Естественно, животное на это благородное занятие не из добровольцев выбирали и, возможно, ему было неприятно погибать в пустыне, но об этом история уже умалчивает.
Разумеется, я не думаю, что читателям «Русского журнала» незнакомо выражение «козел отпущения». Я просто пересказал эту историю, сообразуясь с сегодняшними реалиями. Употребляемые слова и выражения имеют в ней большое значение, помните об этом.
На следующий день после награждения Сергеева троим арестованным по уголовному делу о взрывах самолетов ТУ-134 и ТУ-154 24 сентября, было предъявлено обвинение (http://www.newizv.ru/lenta/?lenta_id_news=12091).
Оперуполномоченный Михаил Артамонов обвиняется по части 3 статьи 293 УК («Халатность, повлекшая по неосторожности смерть более двух лиц»).
АрменуАрутюняну, человеку без определенных занятий (которого после интервью, данного 15 сентября Генеральным прокурором РФ Владимиром Устиновым «Российской газете» (http://genproc.gov.ru/img/uploaded/rg_ystinov.doc) все стали упорно называть «билетным спекулянтом»), предъявлено обвинение по части 5 статьи 33 и статье 205 УК РФ, части 1 статьи 204 УК РФ (это, соответственно, «пособничество в терроризме, повлекшем по неосторожности смерть человека или иные тяжкие последствия» и «незаконная передача лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческой организации, денег, за совершение действий в интересах дающего»).
Дежурный смены авиакомпании «Сибирь» Николай Коренков обвиняется по части 5 статьи 33 и статье 205 УК РФ, части 3 статьи 204 УК РФ (то же «пособничество терроризму», что и у Арутюняна, плюс «незаконное получение лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой организации, денег за совершение действий в интересах дающего»).
В постановлении о привлечении в качестве обвиняемого, каждое слово также имеет большое значение, поэтому я специально так подробно «расписал» все, в чем обвиняется наша троица – чтобы это было видно невооруженным глазом.
Сосед по рубрике Лев Сигал в своем «правовом обзоре» (http://www.russ.ru/culture/upravo/20040928.html), недоумевает о том, какие причины заставили следствие «шить» двум последним обвиняемым еще и «пособничество в терроризме», доказать которое в суде нет никаких шансов. Мне кажется, я могу назвать причину, и даже несколько.
Причина номер один кроется в следственной практике, бытовавшей еще при старом Уголовно-процессуальном кодексе. Тогда, как помнят юристы, существовало «возвращение дела на дополнительное расследование» при обнаружении в суде каких-то процессуальных нарушений. Также «на доп» дело могло прийти в случае, когда суд приходил к выводу о том, что в действиях подсудимого содержатся признаки преступления, более тяжкого, нежели вмененное на следствии. То есть, допустим, обвиняется человек по части 4 статьи 111 УК («причинение тяжких телесных повреждений, повлекших по неосторожности смерть потерпевшего»), а суд приходит к выводу о том, что он этого потерпевшего хотел убить. Обвинить самостоятельно по более тяжкой 105 статье суд не может – и возвращает дело для дополнительного расследования. Следователь и надзирающий прокурор получают по шапке. В то же время, перейти на менее тяжкую статью УК суд имел право, и не возвращая дело следователю.
С этих времен и существует практика предъявления обвинений по самым тяжким статьям УК, какие только можно усмотреть в действиях обвиняемого. Чем получить дело «на доп», не вменив чего-то нужного – уж лучше вменить лишнее, пусть суд исключает.
С принятием нового УПК РФ ситуация стала принципиально иной: судья ограничен пределами того обвинения, которое предъявил следователь. Если обнаружены признаки более тяжкого преступления, он все равно вынужден признавать подсудимого виновным именно в этих пределах. Но практика, описанная выше, живет и поныне.
Причина вторая – в статье 108 УПК РФ, регламентирующей порядок заключения под стражу. В соответствии с ней, эта мера пресечения применяется только по делам о преступлениях, за которые предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок более двух лет. А в части 1 статьи 204 УК, которая вменяется Арутюняну, срок наказания – лишь два года. То есть, если бы он обвинялся только по этой статье, оснований для заключения его под стражу просто не было бы. В части 3 той же статьи, которая светит Коренкову – санкция в три года лишения свободы, и брать по ней под стражу, вроде бы, можно. Но суд при принятии решения об избрании такой меры пресечения берет во внимание еще и много других обстоятельств: характеристики обвиняемого, наличие у него постоянного места жительства, и прочего. Я не думаю, что авиакомпания «Сибирь» принимает на работу бомжей, так что с местом жительства у Коренкова все, должно быть, в порядке. Не знаю насчет характеристик и предыдущих судимостей, но точно скажу: идти в суд с ходатайством о заключении под стражу человека, обвиняемого в совершении одного-единственного преступления средней тяжести – верный шанс нарваться на отказ в удовлетворении этого самого ходатайства. Так что нужно что-то «в довесок»…
Степень тяжести преступления может играть роль и в других ситуациях. Например, статья 186 УПК разрешает производить контроль и запись телефонных переговоров только по уголовным делам о тяжких и особо тяжких преступлениях. Даже если в суде подсудимый будет осужден за преступление средней тяжести, формальных оснований для признания сделанных записей переговоров недопустимыми доказательствами просто не будет. Ну, и так далее, нюансов можно найти много.
Причина третья – в статье 23 УПК РФ. Согласно этой статье, в том случае, если преступлением, предусмотренным главой 23 УК причинен вред исключительно интересам коммерческой организации, то уголовное дело по данному преступлению возбуждается только по заявлению руководителя данной организации или с его согласия. В 23 главу УК входит и статья 204. А, глядя на то, как руководство авиакомпании «Сибирь» защищало своего работника (http://www.regnum.ru/allnews/325443.htm), я сильно сомневаюсь в том, что такое заявление в природе существует.
Правда, если в суде дойдет дело до выяснения этого вопроса, то обвинение, скорее всего, будет настаивать на том, что происшедший теракт можно считать именно вредом, причиненным коммерческим подкупом. На то оно и обвинение, но вот лично мне кажется, что «вред интересам граждан» – следствие именно теракта, а вовсе не того, что Коренков получил от Арутюняна деньги. Для того, чтобы полностью выяснить этот вопрос, нужно иметь доступ к материалам дела, которого у меня нет, так что обо всем этом я могу рассуждать только предположительно. Но прошу иметь в виду, что статья 204 УК в суде может быть из обвинения исключена. Соответственно, нужно, чтобы что-то осталось – в нашем случае это и будет «терроризм».
Поэтому, хотя Лев Сигал и имеет основания предполагать, что обвинение в пособничестве терроризму в суде отпадет (то есть, суд перейдет к более мягкой статье обвинения, как описывалось выше), но лично я его мнение не разделяю. Если бы речь шла о простых смертных, то для них, действительно, велика была бы вероятность отделаться условными сроками, с освобождением из-под стражи в зале суда. Такие эпизоды сильно портят следственную статистику и, в тех случаях, когда следствие не уверено в том, что обвиняемый по суду получит «реальный» срок заключения, под стражу его стараются не брать. То, что в отношении Арутюняна и Коренкова эта мера пресечения была избрана, говорит об уверенности следователей в будущем приговоре суда.
Оно и понятно: по делам, «получившим большой общественный резонанс» иначе не бывает. Вспомним, например, Игоря Алямкина, милиционера, который незаконно оформил регистрацию одной из участниц захвата заложников на Дубровке Луизе Бакуевой. По приговору Алямкин был признан виновным по части 1 статьи 285 («злоупотребление должностными полномочиями»), части 1 статьи 286 («превышение должностных полномочий»), статье 290 («получение взятки»), и статье 159 УК РФ («мошенничество»). Приговор этот назвали несправедливым даже создатели сайта «Трагедия на Дубровке» (http://www.zalozhniki.ru/trial/60252.html). Адвокаты Алямкина просили переквалифицировать действия своего подзащитного на статью 292 УК («служебный подлог»), в чем им, естественно, было отказано (http://www.terrora.net/news1066.html). При этом Алямкин Бакуеву не по своей инициативе регистрировал, а по приказу начальника. Но не провел он при этом специальную проверку, которой подвергаются жители Чечни при регистрации (http://www.grani.ru/Projects/NordOst/m.69829.html). И вот – результат: семь лет в колонии общего режима.
Не знаю, каким именно нормативным актом устанавливается этот самый «особый порядок» проверки (скорее всего, каким-то московским), и насколько этот порядок законен. Но лично мне очень сложно увидеть в действиях Алямкина что-то, кроме служебного подлога и получения взятки. Ну да ладно, может быть, я составил впечатление по искаженным сведениям из СМИ, и суду виднее. Но пример, тем не менее, показательный. Суд в этом случае не исключил из обвинения даже мошенничество, непонятно с какой радости Алямкину вмененное. Так что, думаю, у Арутюняна и Коренкова есть шансы после суда действительно оказаться по приговору пособниками террористов.
Однако, мы еще не разобрали действия главного, считай, участника подрыва самолетов – оперуполномоченного по борьбе с терроризмом Михаила Артамонова.
Как я говорил ранее, в этой истории большое значение имеет используемый жаргон: вещи нужно называть нужными именами. Вот вам цитата из упоминавшегося интервью Генерального прокурора РФ Владимира Устинова «Российской газете»: «Нагаева и Джебирханова прибыли в столичный аэропорт рейсом из Махачкалы в 19.45 вместе с еще двумя чеченцами. Работники линейного отдела милиции выявили их, забрали у них паспорта и передали оперуполномоченному по борьбе с терроризмом, капитану милиции, для досмотра их вещей и проверки на предмет возможной причастности к терактам. Но капитан отпустил их без всякой проверки, и они стали спешно добывать билеты в том же здании».
Кто успел пожить при социализме, помнит старый политический анекдот о том, что «разведчик – это наш, а шпион – это их». Автор эпитета «выявили» – тоже, похоже, его помнит. Что значит «выявили»? Привели и сказали: «вот террористки»? Ничего подобного. Они не были даже задержаны: ни «задержания» административного, описанного в статье 27.3 КоАП РФ, ни уголовно-процессуального, предусмотренного статьями 91, 92 УПК РФ, не проводилось. Не было даже «доставления», предусмотренного статьей 27.2 КоАП, поскольку и «задержание» и «доставление» проводятся только при составлении протокола об административном правонарушении.
В нашем же случае была простое «предложение, от которого невозможно отказаться»: пройти с сотрудниками милиции в отдел для проверки документов и «беседы» (продолжайте вчитываться в слова, они здесь много значат, я и сам постоянно в объяснениях от оперативников встречал конструкции вида: «после беседы с NN он добровольно признался в совершенных им кражах»).
Однако, и «беседы» никакой не понадобилось: просто поговорили, проверили документы. На вопросы Нагаева и Джебирханова отвечали спокойно, это отмечают коллеги Артамонова (http://www.urbannet.ru/info/news/2004-09-21.html, http://www.lenta.ru/terror/2004/09/21/case/).
Соответственно, он не увидел оснований для того, чтобы «шмонать» двух женщин и их спутников. Тем более, что ограничиться ему пришлось бы только вещами и двоими мужчинами: личный досмотр может производить только лицо одного пола с досматриваемым, причем и понятые должны быть того же пола. Это закреплено в статьях 27.7 КоАП и 373 Таможенного кодекса.
Лев Сигал в своем обзоре пишет, что и досмотр, и даже личный обыск чеченок Артамонов производить мог, стоило только позвать коллегу нужного пола. Но, во-первых, женщин-работниц ППС я не видел ни разу, а женщин-оперуполномоченных – видел только в сериале «Улицы разбитых фонарей». Во-вторых, личный обыск не относится к тем следственным действиям, которые могут производиться до возбуждения уголовного дела (их перечень содержится в части 4 статьи 146 УПК). А никакого уголовного дела на тот момент, естественно, возбуждено не было.
И, в-третьих – а были ли основания для досмотра? Вопрос о наличии таких оснований – очень скользкий, поскольку решается «на глаз» самим милиционером. При повальных «проверках документов» люди очень часто досматриваются просто так, на всякий случай. Естественно, никакими протоколами и прочими формальностями милиционеры себя не утруждают, но я бы не сказал, что именно так и должно быть. А если в такой ситуации спросить про «основания», то в лучшем случае работник милиции сошлется на «ориентировку», которая лежит в отделе милиции. В худшем – будет действовать по своему желанию, послав все кодексы с законами подальше. Многие столкнувшиеся с такими «проверками», оба случая примерили на себе.
…Хоть я и обещал не возвращаться к нашему герою, описанному в первой части статьи, тем не менее, придется свое обещание нарушить. Итак: женщина идет к станции метро, но, встретив милиционера, разворачивается и уходит. Как по вашему, применимо ли к ее поведению слово «подозрительное»? Есть ли основания для проверки документов, ну, просто так, на всякий случай? А вот Артамонов, не найдя таких оснований для досмотра террористок, поступил не так, как действовали бы его коллеги, а по закону. А через две недели Генеральный прокурор сказал в интервью, что он «отпустил их». Естественно, задним умом ведь у нас крепок всякий.
Между прочим, слово Генпрокурора дорогого стоит. В свое время стоило Устинову обмолвиться в выступлении о том, что нормой ему кажется два расследованных уголовных дела в месяц на одного следователя – как слова его тут же фактически сделали нормативным актом. И неважно, где ты их возьмешь – вынь да положь два дела, Генеральный сказал! В итоге сейчас на местах в тех районах, где сроду больше десятка преступлений, подследственных прокуратуре, за год не случалось, прокурорские следователи ведут дела вплоть до краж: два дела в месяц надо…
Артамонова задержали на следующий же день после выхода интервью, 16 сентября (http://www.regnum.ru/allnews/325566.htm).
