Правосознание большинства россиян основано на евангельских корнях. Соответственно, на мой взгляд, причина всеобщего правового нигилизма, ставшего бичом России, в том, что православное сознание граждан пока практически не адаптируется к системе действующего права. Мы сегодня имеем существенный разрыв между принципами так называемого «гражданского общества», заложенными в российском законодательстве, и канонами православия.
Принципы нашего права — суть принципы языческой Римской империи. Например, по Цицерону, «государство — союз людей, основанный на праве…». Для Цицерона основа правоприменения — текст писанного закона. На мой взгляд, в системе права, основанной на принципах православия, каркас всей правоприменительной практики — авторитет личности. В структуре Церковного права это авторитет изначально Самого Творца, затем Боговдохновенных писателей и так далее до приходского священника, священнодействующего по Благодати Божией. Сегодня нет никаких оснований для признания боговдохновенными действий любого налогового инспектора, основанных на инструкции, выдуманной чиновником министерства, исходя из сиюминутной «революционной целесообразности». Однако у людей остался соответствующий, выработанный веками менталитет, заставляющий гражданина склоняться перед любым, пусть уже далеко не божественным, но власть имущим лицом.
Причем это самое «лицо», облеченное реальной властью, пусть иногда только «квартального» уровня, также совершенно искренне уверено, что народ его личного «феода» обязан ему беспрекословно подчиняться. И в этом подчинении писанное право имеет только субсидиарное значение. Совпадает оно с волей правоприменителя — отлично, нет — не страшно, можно особого внимания на законы не обращать. Поэтому, кстати, собственно законами, кроме судей и адвокатов, по-моему, мало кто интересуется.
Причем этот менталитет в отличие от прошлых веков у нас мало ограничен православной моралью. А через «общечеловеческие ценности» субъекту переступить гораздо легче, чем через «страх Божий».
К счастью, православные ценности возвращаются. По капле, но возвращаются. Настоящих атеистов, категорически отрицающих саму возможность присутствия сверхъестественных сил, практически нет.
Если проснувшееся религиозное чувство должно приблизить всех нас к Богу, то как же мы сможем продолжать жить в правовом пространстве, ограниченном рамками чисто языческого права? Такая ситуация дезориентирует граждан. Это ведет не только к стрессам и совершенно необоснованному недовольству существующим порядком, но и к правонарушениям. Не окажется ли ориентация только на западное право основной предпосылкой к бесконечной регенерации одних и тех же ошибок законодателя, коих мы наблюдаем сегодня такое множество? Начиная от приватизации, которую народ считает ограблением, и кончая, а вернее, продолжая неработающим законодательством об инвестициях.
Следует констатировать, что у власти нет сегодня другого, более подходящего народа, т.е. народа более языческого или более «протестантского». Менталитет мусульман в рассматриваемом аспекте, пожалуй, значительно ближе к менталитету русских православных, чем к менталитету народов протестантских и даже католических стран. Поэтому представляется, что в данной ситуации, чем народ критиковать, полезнее дать ему такие законы, которые укладываются в «прокрустово ложе» народного миросозерцания.
Эта задача решается в том числе и через рецепцию церковного права. Но для того чтобы что-либо заимствовать, желательно получить представление о предмете. А сегодня дисциплину «Церковное право» преподают только в духовных учебных заведениях. Например, в Московской духовной академии и Свято-Тихоновском богословском институте Московского Патриархата, где, собственно, юристов не готовят.
Получается, что православное церковное право, чьи традиции насчитывают 2 тыс. лет, разработанное глубоко и на высоком научном уровне, доступно только будущим клирикам или катехизаторам. На мой взгляд, «канонисты» (так называются специалисты по церковному праву), в свою очередь, должны одновременно с богословским образованием иметь подготовку и по общим юридическим дисциплинам, поскольку в самом церковном праве распространена рецепция из других правовых систем, а также для достижения большего понимания между церковью и светской властью, сосуществующих на едином правовом поле.
Тут у Православия большие традиции. Святые Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Амвросий Медиоланский, знаменитый канонист Тертуллиан получили универсальное юридическое образование в высших школах, где в основном преподавали профессора-язычники. Долгое время церковное право в образовательных учреждениях не отделялось от светского. Первая чисто церковная юридическая школа была создана только в XI в. в константинопольском монастыре Св. Георгия.
Естественно, в православном государстве — царской России — право Русской православной церкви изучалось во всех университетах. Любопытно, что этот курс был введен только в 1835 году. Иначе говоря, когда правовая реформа в России, по западному образцу, представлялась неизбежной. Думается, что и сегодня введение этого курса в программы юридических специальностей было бы весьма полезно.
Задача упрощается доступностью специальной литературы. В настоящее время многократно переиздана вся нормативная база православного церковного права. Имеется отличный вузовский учебник «Церковное право» протоиерея Владислава Цыпина (2-е изд. — М., «Круглый стол по религиозному образованию в РПЦ», МФТИ, 1996. С. 442), включающий подробную библиографию и анализ всех основных источников. Учебник написан языком вполне доступным для студентов-юристов светских вузов.
В противном случае светские юристы, не изучившие основ церковного права, обречены никогда не использовать его достижений в своей работе, в том числе и в законотворческой. Отказываясь от изучения этой отрасли права, мы, кроме того, сужаем свой правовой, исторический и даже лингвистический кругозор.
Кто не знает выражения «харизматическая личность»? В первую очередь при этом вспоминаются демагоги, которые овладевают вниманием и увлекают аудиторию, даже если вещают при этом абсолютную чушь. Оказывается, что «харизма» по определению — есть дар заклинания злых духов. А, например, «лектор» — это просто чтец в церкви.
Было бы весьма полезно ввести в законодательство о выборах и в практику назначения на государственные и судебные должности, хотя бы отчасти, канонические требования к лицам, возведенным в любую степень «священства». По нашему, светскому, законодательству лицо, осужденное за преступление, считается годным даже для президентства (ст.33 Федерального закона «О выборах Президента Российской Федерации»). Только в ст.4 Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации» сделана робкая попытка оградить их ряды от недостойных: «Судьей может быть гражданин… не совершивший порочащих его поступков».
Церковь в этом вопросе бескомпромиссна. Тяжкие грехи: убийство, даже неумышленное, кража, блуд и прелюбодение # — служат препятствием к тому, чтобы занять священный пост, независимо от срока, прошедшего со дня покаяния. Не могут быть рекомендованы для посвящения в священный сан лица, которые были приговорены к лишению свободы. Понятно, к их числу не относятся «мученики за веру», которых на Руси в XX в. не счесть.
Вместе с тем церковное право категорически отрицает какое-либо значение национальной принадлежности «ставленника» (кандидата на вступление в клир). Главное — только крепость в православной вере.
Есть и еще одно весьма полезное правило. Не может быть рукоположено в священный сан лицо, имеющее плохую репутацию, пусть даже необоснованно. Резонно считается, что в этом случае он не сможет управлять паствой, считающей его негодным.
Клирики непременно должны иметь добрую репутацию, причем не только среди христиан. По словам апостола Павла: «Надлежит ему также иметь доброе свидетельство от внешних, чтобы не впасть в нарекание…» (1 Тим. 3:7). Поэтому кандидатами не могут быть лица, профессия которых недостаточно почитаема в обществе. Например, с древности в списке недобропорядочных занятий прямо упоминается содержание игорных домов. Думаю, с этим трудно спорить. Хотя с точки зрения прав человека — «не пойман, не вор».
В Италии порнозвезда — член парламента. Представляется, что такое «торжество демократии» — не тот случай, которому следовало бы подражать нам, россиянам.
Духовенство со времен Византии устранялось от адвокатской деятельности и опеки, так как интересы подзащитных и опекаемых могут не совпадать с православными идеалами, а при исполнении перечисленных обязанностей от адвоката может потребоваться поддерживать и обосновывать лживую позицию клиента или от попечителя взять на себя заботу об имуществе подопечного, в то время как даже о своем имуществе клирик чрезмерно заботиться не должен. Также каноны запрещают духовенству пышные одежды и любую нескромность или роскошь в личной жизни (16 правило VII Вселенского собора). В храме «ради Бога» все должно сверкать, а вне храма — требуется скромность, так как, по словам великого канониста древности Зонары, «люди из внешнего заключают о внутреннем… И если увидят, что лица, посвятившие себя в удел Богу, не держатся устава и обычая по отношению к одежде… то от бесчиния во внешнем отношении будут заключать и о внутреннем состоянии…».
Очень большое значение придается духовной и социальной чистоте ставленников.
«Кто… двумя браками обязан был, или наложницу имел, тот не может быть ни епископ, ни пресвитер, ни диакон, ниже вообще в списке Священного чина» (17 Апостольское правило). Позже в епископы стали посвящать только монахов, так как «неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу, а женатый заботится о мирском, как угодить жене» (1 Кор. 7:32-35).
Церковное право пронизано высокой православной моралью. Однако нельзя не согласиться с русским философом В. Соловьевым, который считал, что право «есть низший предел, некоторый минимум нравственности, для всех обязательный». Его задача «не в том, чтобы лежащий во зле мир превратился в Царствие Божие, а в том, чтобы он до времени не превратился в ад».
Может быть, рецепция лучших образцов православного законотворчества даст возможность российскому светскому праву несколько приподнять планку упомянутого «минимума нравственности». Изучение и популяризация церковного права, уверен, поможет россиянам разобраться в полной необоснованности и нецелесообразности признания «абсолютной власти» описанных выше местных «князей». Мы живем в иных реалиях, чем наши духовные предшественники времен византийской «симфонии» церкви и государства, а затем подданные преемницы христианской Византии — Российской империи.
Однако представляется, что не следует бороться с Евангельскими «рудиментами» в правосознании граждан. Их надо не искоренять, а взращивать. С ними как с данностью должны сообразовывать свои действия власти и законодатели.
На этой почве, со временем, придет и законопослушность, как со стороны граждан, так, главное, и со стороны правоприменителей.
Только значительно позже и на другой, чем в так называемых «цивилизованных» странах основе, дай Бог, возникнут прочие условия существования «правового государства». То есть все то, за что сегодня в православной по большей части стране безуспешно борются реформаторы, пытаясь искусственно привить россиянам мировой языческо-протестантский опыт.
А. Куприянов,
заведующий адвокатской конторой
Московской областной коллегии адвокатов
